Брейн решил, что где-то здесь ему и придется рассказывать о своих догадках, убеждать и оправдываться. Однако, скользнув вдоль построек, снегоходы обогнули город, чтобы через несколько километров остановиться возле выложенного сборными плитами посадочного квадрата, на котором стоял новенький шаттл с еще не закопченными дюзами двигателей и не посеченной метеоритной пылью краской.

– Ну вот, приехали, – сказал офицер-щеголь. – Можно выходить.

Брейну открыли дверь, и он ступил на снег, после чего потянулся и, еще раз окинув взглядом шаттл, спросил:

– Это для меня?

– Для нас. Берите свои вещи и идемте.

Один из бойцов подал Брейну ранец, тот закинул его на плечо и пошел за офицером, а охранники остались возле снегоходов.

Из кабины шаттла заметили своих пассажиров, и внутри судна загудели, запускаясь, какие-то механизмы. Потом открылась дверца, разложился трап, и в проеме двери показался военный пилот, спросивший:

– Мы еще кого-нибудь ждем, сэр?

– Нет, взлетаем сейчас же, – ответил капитан и первым стал подниматься по трапу.

Внутри салона пахло новенькими материалами обивки для кресел. Здесь было около трех десятков мест, и капитан сказал:

– Занимайте любое, майор.

– Хорошо, тогда я у окошка, – сделал выбор Брейн.

– Предполагаете, почему мы вами заинтересовались?

– А кто это «вы»? – уточнил Брейн, укладывая на соседнее кресло ранец.

– Ну вы же догадались, иначе начали бы спрашивать еще в гарнизоне.

Лязгнул свернувшийся трап, закрылся люк, и с негромким хлопком запустились двигатели.

– В гарнизоне спрашивать было опасно – рядом с вами стояли вооруженные люди, и кто-то проинструктировал их, что я очень опасен. Так что я предпочел оставить расспросы на потом.

– Но с вашей статьей иного отношения и быть не может, – напомнил капитан, снимая кепи и расстегивая теплую куртку.

– Тогда почему охрана осталась снаружи? Я перестал быть опасен?

– Если бы вы вели себя в дороге неадекватно, я бы взял конвой с собой. Но вы были в порядке, а значит, охрана не нужна.

– Ну спасибо.

Двигатели прибавили обороты, и разговор прекратился. Завибрировали стенки, шаттл качнулся и, оторвавшись от посадочного квадрата, пошел вверх, одновременно разворачиваясь носом по курсу следования.

Брейн смотрел, как удаляются снегоходы, как фигурки солдат рядом с ними становятся все меньше. Промелькнули служебные строения на краю площадки, потом начался лес, состоящий из голых высоких деревьев.

Шаттл продолжал набирать высоту, и вскоре все внизу скрыла туманная облачность.

– Мы выйдем в космос? – спросил Брейн.

– Нет, мы сядем здесь же, на материке. Часа через два, если погода позволит.

– Пурга?

– Скоро увидите, – усмехнулся капитан.

– Вон там, у стены – это то, что я думаю? – спросил Брейн, указывая на панель холодильного шкафа.

– Да, можете перекусить. Только заранее предупреждаю, там все не так роскошно, как в ваших солдатских столовых. Стандартные саморазогревающиеся картриджи, совсем небольшой выбор.

Брейн снял куртку и, пройдя по салону, заглянул в холодильник. Капитан оказался прав, но часы вольной жизни за пределами гарнизона того стоили.

Взяв два картриджа и баллон с напитком «фрукты-молоко-суспензия», Брейн вернулся на место.

Стараясь не особенно прислушиваться к вкусовым ощущениям, он все съел, запил «суспензией» и, заметив мусорный конвертер, поднялся и скормил ему пустые упаковки.

87

Когда Брейн вернулся на место, капитан пересел к нему и сказал:

– Предлагаю немного побеседовать.

– Так мы же, насколько я понял, и летим, чтобы где-то побеседовать.

– Да, это так. Но зачем же время терять?

– Ну давайте, – пожал плечами Брейн. Он подкрепился и чувствовал себя намного лучше.

– Итак, как вы сюда попали, майор Брейн?

– Это будет беседа или допрос?

– Мне нужно кое-что прояснить, поэтому вы тоже можете задавать вопросы, и тогда это будет беседа, – сказал капитан, улыбаясь.

– Ладно.

– Я уже задал вопрос, – напомнил капитан.

– Я попал, как и все, по приговору суда.

– Вы убили троих?

– За этих троих меня судили. Но я много воевал и стрелял в очень многих людей помимо этих.

– Мне кажется, что с вашим попаданием сюда не все так гладко.

– А как может быть гладко при таких приговорах, капитан? – усмехнулся Брейн.

– Это так, но я имею в виду другое. После получения сигнала мы, конечно же, первым делом стали проверять, откуда он пришел, потом совсем немного времени потратили на то, чтобы определить, кто мог его прислать, и, разумеется, первым делом под подозрение попали вы, майор Брейн. Ведь это вы сами послали на себя донос?

– Это я пока не комментирую. А вот у меня к вам тоже вопрос: давно вы здесь, капитан… как, кстати, вас зовут?

– Капитан Шеридан. Я здесь уже полгода.

– Много повидали?

– Учитывая специфику места – да, много.

– Прыжки часто бывают?

Капитан помолчал, прикидывая, имеет ли право рассказывать.

– Собственно, прыжки лавы тут не новость, но статистика имеет значение.

– Даю слово, что не скажу своим сослуживцам и начальству, – пообещал Брейн.

– Хорошо. Что касается материка, три-четыре прыжка в день мы фиксируем.

– На несколько сотен гарнизонов?

– Да, порядок такой. Теперь моя очередь – после того как мы определили, кто мог послать сообщение, мы, естественно, стали поднимать всю информацию о вас…

– И что?

– И очень удивились. Информационные следы от вас идут нечеткие, иногда даже раздваиваются и растраиваются, как будто речь идет о разных персонах. Где-то следы и вовсе обрываются.

– Но это вопрос не ко мне, а к тем, кто эту информацию добывал, классифицировал, хранил и писал отчеты, чтобы угодить начальству. Согласитесь, что я не один такой путаный, что касается биографии.

– Да, случались и другие подобные случаи, но, учитывая вашу инициативу, поданную как донос на себя, а в особенности тему доноса, ваша, как вы выразились, «биографическая путаность» выглядит совсем иначе, чем разгильдяйство пары-тройки агентов и работников спецархива. Тут не случайность, тут попахивает системой.

– От меня вы чего хотите, капитан? Вы же конторский и должны понимать, что я могу вам напеть чего угодно, но никто, кого я упомяну, моей версии не поддержит. Иногда сотрудниками жертвуют. Вот перед вами такая жертва. Мало того, подобное с моей персоной, к сожалению, случалось не единожды. Теперь прикиньте, сколько раз завязывались мои биографические узлы, чтобы покончить со мной. Но так получалось, что я выворачивался.